В августе 1914 года началась Первая мировая война, которую в России тогда называли «отечественной». Императрица Александра Фёдоровна сразу же целиком отдала Себя делу служения армии, делу победы.
Через три недели после объявления войны, 21 августа 1914 года, писала Виктории Баттенбергской: «Безумно занята. Видела великолепный склад купцов-дворянства, земства и Мой. Благословила 200 сестер, отправляющихся на фронт. Мой поезд (санитарный – А.Б.) прекрасно обустроен… Нет никаких новостей о тех, кто не смог вернуться (из Германии — А.Б.). Некоторые были найдены и вернулись в ужасном состоянии – избитые, перенесшие дурное обращение. Они прошли через такой ужас, что трудно даже вообразить. Вот она – культура XX века! Видела небольшое количество раненых – к счастью, ничего серьезного. Собираемся привести в порядок Мой госпиталь в Царском Селе и работать там с Ольгой и Татьяной».
Царица начала совершать инспекционные поездки по госпиталям в разных районах страны. Она хотела лично увидеть и узнать, как организовано дело помощи раненым на местах. Никогда раньше Она не являлась людям без Николая Александровича. Сделать это Ей было совсем непросто, но наступили иные времена.
17 ноября 1914 года, перед первой большой поездкой по госпиталям, Александра Федоровна сообщала Мужу: «Я буду очень конфузиться во время путешествия – Я ещё никогда не бывала одна в больших городах. Надеюсь всё выполнить, как следует, так, чтобы Твоя Жена не стала притчей во языцех».
Именно во время этой первой инспекции, в Вильно (Вильнюс), епископ Ковенский, позже Митрополит Литовский и Виленский Елефтерий (Богоявленский) в приветственном слове назвал Царицу «Матерью милосердия». Александре Фёдоровне был радостен подобный титул. Мужу сообщала: «После краткого молебна мы приложились к чудотворному образу Богородицы. Он (Владыко – А.Б.) поднес мне образ св. Петра и Павла, в честь которых назван храм. Он трогательно говорил о нас: «сестры милосердия», а также дал Твоей Женушке новое имя – Мать милосердия».
Александра Фёдоровна без устали занималась организаций лазаретов и санитарных поездов. Все придворные автомобили и экипажи были отданы на перевозку раненых. Цветы из царских оранжерей, изделия придворных поваров и кондитеров – всё отправлялось раненым. Как заявила Царица лейб-медику Е.С. Боткину (1865-1918), пока идет война, она ни Себе, ни Дочерям, «не сошьет ни одного нового платья, кроме форм сестры милосердия». …До самой революции кроме сестринского платья на себя других не надевала.
Вместе со старшими дочерьми Ольгой и Татьяной Императрица окончила фельдшерские курсы и начала работать сестрой милосердия в Царскосельском госпитале. Сестре Виктории сообщала в ноябре 1914 года: «Мы успешно сдали наши экзамены и получили Красный Крест на передники, а также сертификаты сестер милосердия военного времени. Мы испытали большое волнение на заключительной церемонии вместе с другими сестрами (40 человек), которые так же успешно закончили свой курс. Затем был молебен в моей церкви Красного Креста. Мы продолжаем посещать лекции о различных болезнях, медикаментах, анатомии и т.д.».
Супруга правителя, Императрица, вместе с порфирородными Дочерьми трудилась в операционной палате, ассистировала при операциях, а затем ухаживала за тяжелоранеными. Во время войны во всех странах многие дамы высшего круга, в том числе и представительницы правящих династий, старались проявить свои патриотические чувства. Участвовали в сборе пожертвований, посылали на фронт посылки, посещали казармы и госпиталя. Некоторые даже организовывали лечебные заведения, становились «дамами-патронессами». Но никто не брал на себя обязанности обычной сестры милосердия. Это — беспрецедентное событие не только в русской, но и мировой истории.
Главный врач Царскосельского Дворцового госпиталя хирург княжна В.И. Гедройц (1876-1932), весьма «скептически» настроенная по отношению в Царской Семье, признавала: «Мне часто приходилось ездить вместе и при всех осмотрах отмечать серьезное, вдумчивое отношение всех Трёх к делу милосердия. Оно было именно глубокое. Они не играли в сестёр, как мне приходилось потом неоднократно видеть у многих светских дам, а именно были ими в лучшем значении этого слова».
Александра Фёдоровна и Великие Княжны Ольга и Татьяна добровольно приняли на себя тяжелейшую ношу сестринского служения. Её готовы были принять и младшие дочери – Мария и Анастасия, но Они ещё не закончили курса обучения, и Мать не допускала Их до операционной. Хотя посещение больных не только разрешала, но и поощряла. И все Царские Дети практически ежедневно бывали в палатах у раненых. Это стало Их повседневной потребностью.
Поразительно, но даже этот чистосердечный порыв Царицы и Принцесс вызвал не просто «непонимание», но «осуждение» столичного общества. Как, Царица и Великие Княжны работают санитарками?! Это же «эпатаж», это — желание «бросить вызов» общепринятому! Не Их это дело! Для ухода за солдатами существуют специальные службы, обученный персонал! Что же это за мать, которая отправляет своих невинных дочерей в «смрадные» палаты, где столько «грязи», «сквернословия», человеческого «уродства»?…
Много недоброжелательных вопросов, умозаключений и «вердиктов» было озвучено в столичных гостиных. Александре Фёдоровне уже ничего не «прощали», Ей отказывали в праве быть Самой Собой. Ей отказывали в праве быть христианкой. Но то было не во власти распорядителей столичного «высшего общества».
Императрицу этот недоброжелательный гул мало занимал. Она поступала так, как подсказывало сердце. Тот же зов души вёл и Дочерей. В одном из писем Супругу в ноябре 1914 года, Александра Фёдоровна заметила: «Я нахожу, что мы, женщины, все, без различия возраста, обязаны делать всё, что только возможно, для наших трогательно-храбрых раненых». И Императрица действительно «делала всё», что возможно. И даже более того. А рядом с Ней были Её надежные помощницы — Дочери.
Княжнам пришлось близко столкнуться не только с болезнями, страданиями, но и со смертью. Александра Фёдоровна знала, что это тяжелая, но необходимая школа жизни. После первого случая гибели Их подопечного-раненого писала Николаю II: «Все держались стойко, никто не растерялся. Девочки тоже выказывали мужество, хотя они…никогда не видели смерти вблизи. Он умер в одну минуту. Можешь себе представить, как это потрясло Нас. Как близка всегда смерть! Мы продолжили операции. Завтра у нас опять такая же операция, она тоже может окончиться фатально. Дай Бог, чтобы этого не случилась, постараемся спасти его».
Они выполняли Свои обязанности ответственно, до самозабвения. Матери не в чём было Их упрекнуть. «Сегодня утром, — сообщала Императрица 20 ноября 1914 года Супругу, — Мы присутствовали (Я, по обыкновению, подаю инструменты, Ольга продевает нитки в иголки) при Нашей первой большой ампутации (рука была отнята у самого плеча). Затем Мы все занимались перевязками…Мы теперь вдвойне чувствуем всю ответственность всего этого и испытываем потребность дать всё, что только возможно, всем бедным раненым, одинаково нежно заботимся как о легко, так и тяжелораненых».
Александра Фёдоровна не сомневалась, что горе и человеческие страдания – жизненная школа нравственного воспитания. Она видела, как госпитальная служба в этом смысле благотворно действовала на Дочерей. В одном из писем в декабре 1916 года, заметила: «Наши Девочки научились наблюдать людей и их лица. Они очень развились духовно, благодаря этим страданиям. Они сознают всё, что Мы переносим. Это нужно — это Их развивает. К счастью, Они часто бывают настоящими детьми, но у Них понятия и внутренние чувства не по летам».
День у «Сестер Романовых», как они просили себя назвать, был расписан почти по минутам. Встреча санитарных поездов, дела по обеспечению госпиталей всем необходимым, но самое главное — помощь и опека раненых. Не только участие в операциях, перевязки, но уход за выздоравливающими в палатах — это было практически каждый день. Александра Фёдоровна себя порой неважно чувствовала; случалось, что не было сил, и доктор предписывал постельный режим. Дочери же исключений себе не позволяли. Если даже и не могли Сами посещать «своих», то непременно справлялись о здоровье по телефону. Сотни и сотни человек ощутили их заботу.
Когда рухнула Монархия, когда случилась Революция, а затем Гражданская война, то многое было перечеркнуто и предано забвению. Жесткие слова о человеческой неблагодарности потом произнесла княгиня О.В. Палей (1865-1929): «То и дело видела я, как Государыня в больнице выносила судно за ранеными. И то же самое Её Дочери, Великие Княжны. Никого не было добрей и самоотверженней. Государыня помогала хирургам в самых тяжелых операциях. Перевязывала самые смердящие раны. И ни один из тех, за кем Государыня ходила и кого выходила, не заступился за Неё. Никто не пролил за Неё ни капли крови, той самой крови, которую Она собственными руками останавливала».
Горькая, нелицеприятная констатация. Это правда, но не вся.
Немало русских людей погибло во время кровавой междоусобицы, иные умерли от болезней и голода. Некоторые выжили, выбрались из коммунистического ада и написали воспоминания, послав в след погибшим «Сестрам Романовым» слова любви и благодарности.
Одним из них был И.В. Степанов – герой антикоммунистической борьбы. Он написал воспоминая, которые увидели свет уже после смерти автора (умер в Брюсселе в 1937 году). Вот лишь один фрагмент.
Когда началась Мировая война он, тогда девятнадцатилетний студент Училища Правоведения в Петербурге, немедленно пошел добровольцем на фронт и в одном из первых жестоких сражений, проявив личное мужество, был ранен (он был награжден Георгиевским крестом 4 степени). Он попал в большой Царскосельский госпиталь. Произошло это 31 августа 1914 года.
«Меня вносят в перевязочную. Поражает блеск чистоты. Группа женщин в белых косынках. Тишина. Восемь дней, как не перевязывали. Задыхаюсь от запаха собственного гноя… Рядом стоит высокая женщины и так ласково улыбается. Она промывает рану. Напротив две молодые сестрицы смотрят с любопытством на грязные кровавые отверстия моей раны». Хотя раненый в ногу был в полубреду, но лица были так знакомы, он их столько раз видел на страницах газет и журналов. Сразу же вспомнил: Царица, Ольга и Татьяна Николаевны.
Боль при перевязке, как признавал И.В. Степанов, была «нестерпимой». Он чуть не до крови кусал губы, держался из последних сил. Вытерпел. И потом Императрица нагнулась и поцеловала его в лоб. Для раненого, ещё почти мальчика, это было счастье несказанное. Александра Фёдоровна называла Степанова ласково: «Наш малыш с длинными ресницами»…